Сергей Трахименок - Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы]
— Какая?
— Я связался с коллегами из соседнего здания.
— Из КГБ?
— Да, но они сейчас называются…
— Один хрен, как они называются, суть их от этого не изменилась. Какой черт тебя надоумил о ними связаться?
— Это нейтральный контакт.
— …твою, — произнес шеф и театрально схватился за голову, — тем более… Короче, никаких контактов с соседним зданием. Никаких… и активизируй работу по нераскрытым…
Корж вернулся к себе в кабинет, уселся за стол и стал размышлять. Он ясно представил себе, что последует за сегодняшним разговором. Теперь его плотно будут контролировать по нераскрытым делам два человека, сам шеф и начальник отдела. Именно его, хотя и у других начальников отделений не меньше нераскрытых и висящих. Потом ему подбросят парочку «глухарей»[4], в которых он и его ребята утонут, и ему ничего не останется делать, как забросить работу по взрыву. Это дураку понятно и бодаться тут в открытую бесполезно, тем более подчиненные его в этом не поддержат, им не очень хочется пахать ради каких-то принципов начальника отделения.
— Что же делать? — вслух спросил он самого себя и так же вслух ответил: — Надо дождаться решения следователя.
Пряхин позвонил ему через неделю и сообщил, что прекращает дело.
— Ну ты даешь, Николаич, — сказал Корж Пряхину почти так же, как сказал ему Пряхин в коридоре прокуратуры, — еще не было в истории следствия дела, которое бы прекращалось до истечения срока расследования.
— Да были такие дела, — вяло отбивался Пряхин, — я сам знаю, например…
— Не насилуй себя, не приведешь ты примера, — возразил Корж, — скажи уж прямо, почему ты прекращаешь дело.
— А че тянуть, других дел навалом.
— Начальство согласно?
— Согласно, надзирающий подписал.
— Удивительно, что стало с прокурорами. Следователь прекращает расследование до конца срока, а он и ухом не шевелит.
— А че ему шевелить, он с выводами согласен.
— С какими выводами?
— С выводами, что дело нужно прекратить. Мы стоим на страже интересов людей. Потерпевшим выплачено пособие. Они написали заявления, что не имеют претензий к фирме. Им за счет фирмы оплачены путевки в санаторий. Они сами осаждают меня и требуют прекращения дела.
— Игорек, ты что, идиот? Ты же не молодой следак и должен понимать, что такая массированная атака на тебя, такая подготовка начальников и моих, и твоих говорит об одном: кому-то хочется, чтобы дело не было раскрыто.
— А что я могу сделать?
— Не прекращать дело, а если подойдет срок, то приостановить его в связи с нерозыском виновных…
— Артемыч, я не хочу бодаться со стенкой, толку от этого не будет, только лоб разобьешь. Ругаться с начальством я тоже не хочу. Я на тебя, если сказать честно, надеялся, думал, ты подбросишь мне ниточку, а я уж процессуальными методами…
— Надеялся, — проворчал Корж, — я не Господь Бог, вот если бы ты в ходе следствия получил данные, позволяющие найти эту ниточку… А так приходится ждать, пока где-то, что-то проявится. Понимаешь, это дело не уголовников. Если бы это сделали они, то на третий день я бы об этом знал, а через неделю знал бы все в деталях. А так…
— Ну вот видишь. Короче, перед тобой я чист.
Поговорив с Пряхиным, Корж выскочил на улицу и из автомата позвонил Кроеву.
— Это Корж, — оказал он, когда услышал в трубке знакомый голос, — есть разговор.
— Зайди, — ответил Кроев коротко.
— Я не могу в прокуратуру, давай встретимся в парке у оперного театра.
Корж сидел на скамейке в скверике возле оперного театра, и в голове его крутилось: оперный — оперативный; оперативный — оперный; оперный для оперов.
Находящийся за его спиной театр с огромным куполом и облупившимися колоннами был уставлен лесами вот уже несколько лет: у города не хватало средств закончить начатый еще во времена перестройки ремонт.
В конце аллеи показался Кроев.
«А он перестал быть похожим на Шурика», — подумал Корж.
И действительно, в волосах Александра появилась благородная седина, он пополнел, двигаться стал в одном темпе, неважно, направлялся ли он к трибуне, чтобы изложить избирателям свою программу, или шел на конспиративную встречу о Коржом.
— Привет, начальник, — приветствовал Корж, когда Кроев приблизился к нему.
— Здравствуй, — ответил Кроев. — Что случилось?
Корж коротко рассказал обо воем.
— Ну что же, — подытожил Кроев, — если все выглядит действительно так, то я отменю постановление, сначала до окончания срока расследования, а потом дело приостановим до розыска виновных. Если уголовный розыск нам их найдет…
— Я так и думал, — сказал Корж.
— Правильно думал, — ответил Кроев, — ну, мне пора…
— Куда ты так торопишься, я тебя сто лет не видел… Рассказал бы, как живешь.
— Нормально живу, — сухо ответил Кроев. — Кстати, я квартиру получаю в доме за УВД, на третьем этаже, улучшенной планировки…
— Ну вот, а говоришь нормально живешь, да ты красиво живешь, начальник, — пошутил Корж.
Однако Кроев не улыбнулся в ответ, не принял шутки. Он уже был другим человеком, человеком, совершенно уверенным в том, что именно такая квартира и положена ему.
Кроев выполнил свое обещание, не дал прекратить дело до конца срока расследования и заставил Пряхина приостановить его по истечении срока. Это все, что он мог сделать. Теперь надо было работать Коржу.
И тут Павла опять вызвал шеф.
— Дошло до меня, — сказал шеф, — что ты опять активно работаешь по взрыву…
— Нельзя оказать, что активно, — вывернулся Корж, — но мы о взрыве не забываем: прокурор центрального района отменил постановление следователя.
— Знаю, что отменил, знаю, что дело приостановлено, но я не об этом. Дело по взрыву выеденного яйца не стоит, и ты не разменивайся на него. Тут кто-то поговаривает, что на нем ты политический капитал собираешься зарабатывать… как Кроев, но у нас не прокуратура, а уголовный розыск. У нас это не пройдет, хочешь заниматься политикой — иди в народное хозяйство…
— Так нет народного хозяйства, — сострил Корж, — есть черт-то что…
— Ну так иди в черт-те что… Как Бурцев. Ушел в телохранители, получает бешеные деньги и на нас с тобой поплевывает, — завершил свою воспитательную беседу шеф на оптимистической для Коржа ноте, поскольку связал и его, и себя в одну связку «поплевывает на нас». — Понял? Последний раз предупреждаю, не занимайся хреновиной…
— Да мы уже забросили это дело, по большому счету, а по малому оно чрезвычайно интересно. Вокруг него плавает столько «мусора», и «мусора» интересного с оперативной точки зрения.
— Все, все, — замахал руками шеф, — «мусор» может представлять интерес только в связи о расследованием конкретных дел. На большее у нас нет ни сил, ни времени. Не те времена, чтобы уходить в вольный поиск.
Из этого разговора Павел понял, что кто-то из его подчиненных напрямую работает на шефа.
На очередном совещании Корж слушал своих сотрудников и думал: «Кто? Может быть, старички, такие, как Березовский, которому давно нужно уйти на пенсию, но выросшие дети подкинули ему внуков, и ему ничего не остается, как работать. Впрочем, он мог бы уйти, не такая уж большая зарплата у опера, но не за нее держится Березовский. Его сын открыл салон по ремонту стиральных машин, а папаша обеспечивает ему защиту от рэкета. А может, это его любимчик Ленчик. Самый молодой из сотрудников, в сыны ему годящийся. Все может быть, человеку в черепок не заглянешь. А все-таки жалко, если это Ленчик.
Ленчик пришел в отделение сразу же после школы милиции. Его подобрал Корж и не ошибся, угадав в нем оперативный кураж. Урки звали Ленчика Крученым, и это было высшей похвалой в их устах. Худой, вертлявый, он всегда оказывался рядом с интересной информацией, либо человеком, который представлял интерес для уголовного розыска. Возможно, несколько лет назад его непременно заметило бы большое начальство, пристегнуло к себе и водило бы за собой по отделениям и отделам. Начальству всегда нужны такие ребята, чтобы быть на коне, потому что результаты работы зависят от того, насколько начальник сможет собрать вокруг себя хотя бы нескольких Ленчиков. Но времена изменились, и результаты работы никого не интересуют. И уголовка, как и вся милиция, не столько работает, сколько выживает. Все рассыпались по норам, существуют сами по себе, а настоящий розыск — дело коллективное, впрочем, как и совершение преступлений…
У Ленчика была одна страсть, которая, как говорили коллеги, когда-нибудь его погубит. Ленчик страстно, как цыган лошадей, любил автомобили, гонки, разные трюки, от разворотов машины на месте до езды на двух колесах.
— Свернешь ты когда-нибудь себе шею, — говорил Ленчику степенный Березовский.
